год назад верба под окном моей комнаты можно так выразиться РАСКИНУЛАСЬ на два ствола почти на весь земельный участок. Мои мальчишки Ромка с Митькой поставили подпорку. Но с того времени я и моя подруга Наташа стали постоянно болеть.
На душе — гулкая тишина, странная. Как в храме. Это за моим окном больше нет вербы и воет ветер.
Почти подпрыгиваю от каждого телефонного звонка.
Вечером звонит подруга Гала:
— Оля, ты можешь сейчас прийти ко мне? Голос — ЧЁРНЫЙ.
В чём есть — халате и тапочках вбегаю в её подъезд, её квартиру.
Гала чистит грибы (принёс её сын Миша целый короб подосиновиков, подберёзовиков и много-много лисичек), по её неприкрытым рукам текут слёзы.
-Давай помогу, Галчонок- говорю я и присаживаюсь рядышком.
(Галчонку в августе исполнится 79 лет)
— Выпей со мной, — просит подруга, — опять мы с тобой осиротели: Зоеньку проводили, завтра и Наташу проводим. Одна ты у меня осталась. Переживи меня, пожалуйста…
Знаю, что алкоголь меня сейчас не возьмёт, начнёт болеть голова, но две рюмки (одну — за землю пухом Наташе, не чокаясь, вторую — за здравие нас и наших любимых) выпиваю.
И сидим мы, две матери-героини (у Галы — 8 детей, у меня — 5), две подмосковных красноярских сибирячки, чистим грибы и тихо-тихо обещаем друг другу умереть в один день и час.
Потом я укладываю Галу спать и иду кормить внука Никитку ужином.
И быт меня НЕ ЗАЕДАЕТ.
И не раздражает громкий смех молодёжи за распахнутым настежь окном. В два часа ночи.
