Ни слов...ни эмоций.Одни мысли...и те матом

Написано мной в 13 лет:

+++

Разливая остатки ...смердят кобели...

Я напялила маску сырою.

Душно мне в маскарадной пыли.

Пестрит хлопотно облик героя...

Слышу:" Оригинальный наряд!",

начиная терять сознанье...

— ПОШЛИ К ЧЁРТУ ВЫ ВСЕ, ВСЕ ПОДРЯД! —

я...кровавой своей гортанью...

...После окончания седьмого класса я поехала в гости к папе, которого не видела 11 лет. В общем, поехала знакомиться В ЖИВУЮ со своим отцом... Из папиного письма: «Буратинка моя кареглазая, приезжай же скорее в Москву! И тогда я тебя обязательно в родной Новгород повезу!»

*** 1967 ***

По Вахтанговской и по Садовому

я иду и иду без конца,

и Москва мне не кажется новою –

вижу все я глазами отца…

+++15-16 августа  - день рождения моего отца ЛИБЕРДОВСКОГО ВЛАДИМИРА АЛЕКСАНДРОВИЧА, божьей милостью режиссёра, который не дожил до своего ШЕСТИДЕСЯТИЛЕТИЯ семь дней...

...Наконец-то МОСКВА! Перрон!

Лысый...стройный...с цветами...ОН!!!!!!!!!!!

(смотрите рубрику ФОТОАЛЬБОМЫ) http://pesnei.ru/category/foto/

САМЫЙ КРАСИВЫЙ И РОДНЫЙ ЧЕЛОВЕК НА ЗЕМЛЕ!.. -"ПАПА, — пробую на вкус потрясающее слово , кричу в толпу встречающих,  — Я ЗДЕСЬ!" — «А где же моя крошечная кареглазая Буратинка?!» — роняя цветы, ошеломлённо шепчет отец...

Я не смотрю на  Москву...я ОЩУЩАЮ СЕБЯ РЯДОМ С ПАПОЙ...А он лукаво, восхищённо поглядывает на меня:" Красавица...девушка...тебя без охраны уже никуда выпускать нельзя..."

Я знакомлюсь с театральным училищем им.Щукина (в котором тогда учился папа на курсе Б.Захавы)...я впервые вхожу в театр (естественно, Вахтанговский!) — со служебного входа: папина режиссёрская группа проходит там практику по Технике сцены...я ухожу погулять по Москве...и...не запоминаю никаких ориентиров дороги (слава богу, помня телефон сестры бабушки Марии Анны, у которой я уже побывала на Арбате: это меня и выручит в итоге)...и не появляюсь в училище к назначенному часу! Меня искали по городу ВСЕ — даже Захава лично обзванивал больницы, морги...и , когда я дошла-таки до фойе ВУЗа и спросила, где занимается режиссёрский курс у вахтёра...этот смешной дедок подпрыгнул со своего стула:"ТЫ  - ОЛЯ? Либердовская?..Что ж ты над отцом делаешь: ему скорую за скорой вызываем!!!!"

...Бледный...на вялых ногах...папа только обнял меня и заплакал! Недавно  перешагнувший сороколетний рубеж, Владимир Александрович, как я сейчас понимаю, был в ту пору...почти мальчишкой!..Ни слова упрёка...

...А уже в Новгороде, на малой родине отца, отправив в роддом свою последнюю жену, папа настороженно спросил (наблюдений уже хватало!) у меня: «Неужели ты ещё ни разу не целовалась ни с одним мальчишкой? ЧТО — ТО НЕ ТАК?! Я чего-то не знаю про тебя?» — « Есть один...которого я хочу поцеловать...но он в этом году окончил школу... и вряд ли мы ещё когда-нибудь встретимся. Возможно,  даже не знает, что я его люблю! Я для него — мелюзга.»

— «Больше ничего не расскажешь?» — заподозрил старший Либердовский.

..."МНЕ БОЛЬНО!..Я НЕ ХОЧУ УМИРАТЬ!!! ПАПОЧКА!!!!!!!!" — я постоянно слышу это в своих снах — свой, искажённый нечеловеческой мукой голос...Пока бабушка Маня была жива, подбегала к моей кровати:"ДА ЧТО ЖЕ ЭТО ТЕБЕ СНИТСЯ В КОНЦЕ КОНЦОВ?!.." У бабушки — больное сердце...после того, как мама швырнула меня трёхлетнюю об раскалённый титан...бабушка каждый день принимает сердечные лекарства и просит у меня за свою дочь прощение...поэтому мне некому жаловаться. А снится мне моё изнасилование в пять лет от роду...и во сне я  всё ползу, вываленная в грязи и крови, чужими огородами...а мои палачи хохочут мне вслед:" Ножками помогай...они у тебя такие сладкие!.." ног я не чувствую: отнялись...плакать себе не разрешаю: экономлю силы...однако они кончаются... и я проваливаюсь то ли в спасительный шок, то ли в сон и какую-то канаву одновременно и шепчу воображаемой бабушке:"Помой меня в кухне, я боюсь титана и...попроси маму больше не ставить меня коленями на крупную соль в угол — у меня не сгибаются ноги...я умираю?"  Пьянчушка тётя Груша, подобравшая меня на своём огороде, несколько протрезвев от моего вида, расспрашивать не стала — запеленала как младенца в одеяло, обмыв отваром каких-то трав и пробормотала: «Бог даст...всё обойдётся...тебе приснился страшный сон...бывают сны и пострашнее...» Так я узнала, что женщина, к которой брезгливо относились в городе, прошла немецкий концлагерь, потеряла в войну всех своих родных людей...а через несколько дней мне пробили голову огромной галькой мальчишки, целившиеся в моего брата Димку, которого я успела закрыть собой...Возможно — клин клином! — это и спасло мой разум...но ...и только.

По просьбе тёти Груши — ставшей мне крёстной матерью! — я , одиннадцатилетняя, САМА обмыла её для встречи с БОГОМ, в которого она продолжала верить до конца своей жизни...СВЕТЛАЯ ПАМЯТЬ ТЕБЕ, ДОБРАЯ ДУША, если бы не ты?......

Маме я всё это рассказала перед её смертью. И она наконец меня полюбила... Ни бабушка, ни дедушка, ни папа...не узнали.

Скорбь всех замученных во мне...

боль всех веков...времён...народов!

Как тяжко с ней наедине:

толпа счастливеньких уродов

меня пытают хвастовством —

сверхзлодеянием ничтожным!

Похвастать, что ли, колдовством?..

— Но этим хвастать невозможно!..

Зачем изобрели печать —

двояковыпуклую силу,

великим надобно молчать!..

Они спасутся этим, милый?..

...уходит поезд в темноту,

в нём есть места...мне — хоть любое!

Я ПРИНИМАЮ НЕМОТУ!

Давай — напополам с тобою?

Так я решила в детстве. И с пяти лет во мне поселились два разных человека, один из которых — пятилетний сирота,

ждущий от жизни и людей только зла и боли, дрожащий от ужаса при любом резком движении в свою сторону...окрике...косом взгляде...прикосновении..., помнящий как сладострастно взрослые превратили его в калеку — одиночку...

Эх, папка! Как вовремя моя мачеха Надя раскидала нас с тобой в разные жизни! Лучше уж  думай, что я тебя бросила, чем знай правду о судьбе своей самой любимой дочери!..С днём рождения, родной!

Твой внук, а мой младший сын поёт так же божественно...ты СОСТОЯЛСЯ, ПАПКА!!!!!Поздравление тебе и от Славки...и всех остальных внуков и правнуков!!!!!! ТЫ — С НАМИ! ИБО ТЫ — В НАС!