прошу любить и жаловать: ПОЭТЫ

Отличаются многим

служители Муз:

мы друг с другом -  В ТРЕВОГЕ,

чем не Союз?..

+++

Вся поэзия мира — моя, для меня!

Смысл поверхностный, явный, глубокий,

я ещё поживу, никого не виня:

мне письмо принесёт чьи-то строки!

+++

Я давилась и давлюсь слишком часто общением с чужими мне людьми, вернее: это я — чужая на их празднике жизни, училась-училась жить среди них...но мне  то скучно, то невыносимо противно существовать в этих предлагаемых  обстоятельствах!.. Я ощущаю себя либо инопланетянкой, либо сумасшедшей: ну, не могу же одна я идти В НОГУ!.. — Твержу себе это заклинание, не помогает! Среди общепринято НОРМАЛЬНЫХ я задыхаюсь — как в метро, а быть постоянно пьяной и не на что, и..., а!.. По пальцам могу пересчитать своих друзей, с которыми мне легко, сладко!

... -Ромка, мы так редко и коротко видимся.

— Я не выношу твою каменную деревню Москву, а ты не хочешь жить в моём Красноярске. И я схожу с ума от ревности, когда рядом с нами кто-то третий- мужчина, женщина или ребёнок, а позволить себе запереть тебя в клетку — сама понимаешь!..

— Я устала от такой тайной, двойной жизни. Хочу семью, кучу детей, свой дом, свой театр! В конце-концов хочу каждое утро просыпаться рядом с любимым мужчиной!

— Знаю. Мы с тобой уже пробовали любить не только друг друга...

— Так, как ты, меня никто, никогда любить не будет, уже поняла. Боюсь, что женщина во мне не состарится, и моё неугомонное тело втянет меня в какую-нибудь гадкую влюблённость, которой я буду позориться перед Богом...

И снова, снова, снова

тебя я тороплю:

— Скажи же мне три слова!

— Люблю. Люблю. Люблю.

Каждая наша встреча с Ромкой была первой, единственной, неповторимой. Что и прекрасно, и одновременно страшно: человека, когда он взрослеет, тянет к какой-нибудь стабильности, ему хочется твёрдо стоять на ногах в этой случайной жизни...

В некрологе:

«Рядом с Р.С. все женщины чувствовали себя красивыми, а мужчины умными» Интересно, а что напишут обо мне?..))

Много десятилетий моим почтовым адресом для одного Ромки был: Москва,К-9, центральный телеграф, до востребования. Несколько раз в неделю я приезжала на Тверскую в определённый час...однажды вышла из здания телеграфа озадаченной: мой почтовый ящик оказался пустым. Остановилась на крыльце, нервно закурила: ЧТО С НИМ?! Мне всё вдруг стало безразличным...

— Остановись, мгновенье, ты прекрасно!

Решила: померещилось и не оглянулась. Но ещё до появления букета цветов перед глазами почувствовала: ОН:

— А если бы у меня случился разрыв сердца?

— Это подтвердило бы тот факт, что оно у тебя есть, — засмеялся Ромка.

Я больше не бываю на Тверской: мы когда-то изобрели свой тайный язык общения, который знаем и понимаем только мы двое. Всё, что Ромка написал мне — в наших письмах и стихах, всё что Я напишу ему — пока тайна и для меня. А место наших сегодняшних встреч — только моя ДУША, где нам никто не может помешать.

В некрологе: «После тяжёлой продолжительной болезни...» Один из наших общих приятелей, видя начало Непоправимого, спросил у Ромки:

— Найти Олю?

— Я знаю, где она и хочу остаться для неё молодым, красивым и живым. Если вам случится с ней встретиться, передай, что я её люблю.

Деликатность и внутренний такт встречаются всё реже и реже.

Не принимаю соболезнования.

— «Лялька, найди или придумай себе ДЕЛО, — в нём твоё спасение» — М.А.Соболь

«Понимаете ли, голубчик, — говорил он (С.Я.Маршак), без биографии нет поэта. Каждый обязательно должен пользоваться своим пережитым...» ( С.Баруздин. Заметки о детской литературе)

Вот так, мои сахарные, так, мои сладкие...

«...Когда-нибудь соберутся вместе все твои мужчины,

и ты не будешь знать

кому из нас всех руку-то подать.

Ты МНЕ подай, узнай меня , прошу!

Я всё прощу тогда.

Себе прощу.» (Роман Солнцев)

— Боюсь, мои  КОГДАТОШНЫЕ, вам

я никому руки-то не подам:

вас нет  сейчас — и, значит, не было!

Пусть вам простят другие!

Я поцелую мои руки дорогие,

я расцелую каждый свой уставший пальчик!

...А, впрочем, ВСЕМ подам:

я постарела, мальчик.